Ренат Зайнетдинов
Не могу сказать, кто из нас дурнее: мы, решившие сходить на лисью нору с чужой собакой, или хозяин, который так легко отдал нам своего пса. Конечно же, сегодня, по прошествии нескольких лет, мы вспоминаем эту историю с определенной долей юмора, но в тот морозный зимний день нам было совсем не до смеха.
Это был один из тех случаев, когда единственный необдуманный шаг заставил нас сделать такую пробежку с препятствиями, что до финиша мы добрались ползком. Бывает, простая безделица вырастает в такую головную боль, что и представить сложно. Просто и логично одно цепляется за другое, развиваясь без наших желаний и намерений, а результат – это уж как повезет.
Началось все с короткой встречи старых знакомых и разговоров об охоте. Кому-то захотелось поделиться удачной поездкой, а кто-то решил похвалиться новой собакой. Был декабрь. Норная охота открылась давно. Случайная встреча затянулась, и мы договорились до того, что возьмем на выходные молодого ягдтерьера по кличке Бисмарк пройтись по лисьим норам за городом вдоль Казанки.
Встретились, пересадили собаку к себе в машину, поболтали и разъехались. Бисмарк легко воспринял расставание и послушно сидел на заднем сиденье. Зачарованный поездкой, он всю дорогу смотрел в окно. Неудобств он нам не создавал, и мы были полны ожиданий обязательного успеха.
Бисмарк вошел в нору как к себе домой – и исчез. Не имея ни малейшего опыта, как и все начинающие, мы и представить себе не могли, кто там живет. Но то, что нора была жилая, сомнений не было. Следы и натоптанная площадка у входа не оставляли никаких сомнений. Отступив шагов на десять, мы зарядили ружья и приготовились стрелять. Конспирация была полнейшая. Общались исключительно жестами, да так успешно, что я сам удивлялся простоте этого языка.
Однако время шло, а ничего не происходило. Стоять в таком напряжении с ружьями наперевес оказалось утомительным. Руки устали, и стволы сами собой потянулись вниз. Времени мы не засекали, но, как мне показалось, прошло минут сорок. Было около одиннадцати. С этого момента пошел отсчет. Подождав немного, я на четвереньках прильнул к ходу. Ничего не услышав, тихонько окликнул собаку. Он словно провалился. Какое-то нехорошее чувство охватило меня. Встав с колен, я уже не боялся говорить и, прислонив ружье к дереву, закурил.
День был ясный, но на долгое стояние в морозном лесу мы не рассчитывали.
– Надо же было так собаку назвать – Бисмарк, – непонятно зачем выдал я. – Других кличек мало? Почему не Ленин или Сталин?
– Какая теперь разница! – отозвался мой приятель. – Ему бы Троцкий подошло или Бухарин… Одно лицо. Вот как его из норы выманить? Мне кажется, что я легко оделся по такому случаю.
Мы уже не стояли с ружьями наизготовку, а сидели на корточках у норы и по очереди звали Бисмарка. Раздраженно, почти в отчаянии. Но он не выходил. И когда мы в полной безнадеге начали скакать по полянке, стараясь хоть как-то согреться, в земном чреве послышалось некое оживление.
Отбросив сигарету, я взялся за ружье. Мы снова заняли позиции. Надежда на удачный исход мероприятия вернулась. Возня стала отчетливей, и ее звуки доносились все ближе к выходу. Наконец в глубине показался тощий собачий зад. Он был в невероятном напряжении. Было ясно, что Бисмарк кого-то тащил, и этот «кто-то» сильно рычал и упирался. И вот, когда собачье туловище почти наполовину показалось из-под земли, жертва пересилила охотника и затянула собаку под землю. Нам, дуракам, бросить бы ружья да помочь, но все произошло так стремительно, что сообразить мы не успели. Задние лапы Бисмарка, проскользнули вниз, бороздя землю когтями, и исчезли в темноте лаза. Понимая безуспешность борьбы, я в последний момент бросился на землю, но ухватить не успел, а только ткнулся лбом в обмерзшие края норы. Возня под землей шла ожесточенная. Мы даже слышали топот бегающих лап и угрожающие звуки звериного рычания. Но по-прежнему оставались лишь пассивными слушателями. Затем наступила полная тишина. Только шум проходящих в нескольких километрах поездов и поскрипывание мерзлых стволов на ветру. «Вот влипли, – подумал я. – Сглупили! Надо было хватать его за зад – и конец спектаклю».
Бисмарк вышел из норы так же непринужденно, как и вошел. Уже смеркалось. И без того неяркий зимний день постепенно угасал. Красное солнце коснулось самого края дальних полей и блеснуло последним отсветом, перед тем как все вокруг погрузилось в сумерки. Мы почувствовали неладное. Бисмарк все время облизывался, а капли на снегу были красного цвета. Первое, что я сделал, – это набросил на него поводок, чтобы он снова не улизнул в эту проклятую нору, затем почти окостеневшими пальцами схватил ледяное ружье, и мы едва ли не бегом двинулись к машине. Это было почти счастье, которое длилось ровно до того момента, пока мы не осветили фонариком морду этого обалдуя. Хуже и представить было сложно.
– Надо в ветеринарку, срочно!
Разложив на заднем сиденье охотничьи куртки, мы посадили собаку и рванули в город.
Доктор Дягликов равнодушно посмотрел на Бисмарка. Его лицо красноречиво выражало: «И не такое видали…» Жестом он указал на комнату, которая оказалась процедурной. Посреди стоял высокий стол из нержавейки. Конструкция грубая, но на вид очень надежная. Так же, не утруждая себя словами, он жестом показал, куда водрузить больного. Мы выполняли команды и ждали, когда наконец-то врач откроет рот и произнесет хоть слово. И дождались.
– Судя по всему, пес ваш побывал в барсучьей норе…. Это его первая охота?
– Да, – кивнули мы, – первая.
– Что ж, рваные губы я ему отрежу и правое ухо можно также укоротить наполовину. Если хотите, для пропорции и левое. Они ему и не нужны. В работе только мешать будут, а на слух такие вещи не влияют. Раз уж так все удачно сложилось, можно его косметически подправить и подровнять одним разом. Зато потом будет почти неуязвим. Если живым из норы вылез – будет охотиться. Они азартные и на редкость безбашенные. Вижу, и плечо кровит… Но лапу оставим…пригодится. Шов наложу…
Мы в ужасе слушали доктора и не понимали, где он шутит, а где говорит всерьез. Растерянная улыбка не сходила с лица моего друга, и я понимал, что сам так же глупо и беспричинно улыбаюсь.
– Все. Вы свободны. Хотите – погуляйте, хотите – в коридорчике посидите. Часа через полтора заберете своего охотничка.
Первым очнулся Игорек:
– Доктор. Это чужая собака. Нам ее дали на один день. Как мы ее вернем безгубую и безухою хозяину. Какие еще варианты есть?
– Вариантов немного. Могу все пришить на место. Если будет хороший уход, возможно, все срастется через две-три недели. Придется повозиться. Обычно охотники все лишнее режут, а там сами решайте. С хозяином посоветоваться не хотите?
Взгляды наши встретились на секунду, и я понял, что звонить мы не будем. Иначе как объяснить Сереге, что собака его лежит на операционном столе, нервно подергивая хвостиком под наступающим действием полного наркоза. И что для ее же блага ей необходимо срезать верхнюю и нижнюю губы. А заодно и ополовинить уши, потому что правое держится на честном слове, а с целым левым будет некрасиво. Непропорционально. Я представил себе не закрывающуюся клыкастую пасть Бисмарка со слюнявым оскалом и ужаснулся. И эта собака еще утром так весело и беззаботно играла с хозяином, принося ему брошенную игрушку и радуясь жизни. Я ненавидел себя за свое глупое легкомыслие. За то, что так легко согласился, не задумываясь о последствиях. Собственно, идея-то была Сергея. Ссылаясь на занятость, он попросил нас прогулять собачку, но кому от этого легче?
– Да вы радуйтесь, что он вообще из норы вышел. Бывает, что там и остаются. Барсук – это же маленький медведь. У себя дома он как рыба в воде. Неопытного пса может легко загрызть или в два счета закопать в проходе, а сам уйти по запасным каналам. Новичкам на такой охоте делать нечего. Повезло вам и собаке тоже. – Доктор достал из коробки свежие перчатки и кивком показал на дверь: – Мне работать пора, наркоз тоже ждать не будет.
Дверь открыл Сергей. Бисмарк как ни в чем не бывало проскользнул между ног и привычно улегся на своем коврике у двери, преданно глядя в глаза хозяину. Его морда была похожа на любимую детскую игрушку, которую латали как могли. Отовсюду торчали жесткие черные нити, завязанные узелками. На наш глупый вопрос, нельзя ли обрезать покороче, чтоб так в глаза не бросались, Дягликов категорично ответил:
– Нет. – И пояснил, уже почти сжалившись над нами: – Так швы снимать будет неудобно.
Серега, радушный и даже отчего-то слишком веселый, начал нас зазывать в дом на чай, но мы вежливо отказались, сославшись на дела и усталость. Я все ждал, когда он взглянет на собаку, и подбирал нужные слова, но Сергею хотелось подробностей нашей охоты, которые нам хотелось поскорее забыть.
