Сергей Осокин
Первое документальное упоминание о собаках похожих на Русскую псовую борзую встречается в «Записках о Московии» посла Священной Римской империи в Московском великом княжестве Сигизмунда Герберштейна. Он, описывая парадный выезд свиты великого князя московского Василия III на охоту под Можайск в 1517 г., впервые упомянул «стройных, легких собак с пушистыми хвостами и ушами», залавливающих зайца накоротке. Герберштейн именует их «kurtzi».
Блестящую версию происхождения и прочтения слова «kurtzi» как «курчи» предложенную Оболенским можно считать вполне обоснованной («Охота и рыбалка XXI век» № 8) Тем более, что у того же Герберштейна при описании монахов «ордена св. Василия» встречаем слово «Tzerntzi» т. е. “чернецы”. Неоднократно в работе немецкоязычного посла буквосочетание «tz» читалось как русское «Ч», кречет” (Kretzet); По мнению лингвистов, слово, а точнее слог «курч» имеет очень древнее происхождение, восходящее к праязыкам. На санскрите kūrca означает завиток. В современном русском языке древний слог сохранился в слове «курчавый». Вполне вероятно «курчи» обоснованное название для собаки с мягкой вьющейся псовиной
Далее в записках Герберштейн также рассказывает и о садках, на которых псари выпускали из мешков заранее отловленных зайцев и курчи их с легкостью ловили.
Все это дает основания идентифицировать курчей как прародителей собак впоследствии с XYII – XYIII названных Русскими псовыми борзыми.
Также в «Записках…» автор упоминает, что в том же 1517 г. 38- летний Василий III отправляет в дар 33-летнему королю Дании Христиану II несколько русских борзых из псарни Ловчего Приказа. Вполне возможно, что в выборе этого царского подарка принимал участие и ловкий германский посол.
Надо сказать, что за год до описываемых нами событий в 1516 г. Герберштейн получил щекотливое и сложное поручение от своего императора Максимилиана I – убедить датского короля Христиана II в необходимости хранить верность собственной супруге – внучке Максимилиана I – королеве Дании Изабелле и разорвать связь с дочерью трактирщицы Сигбрид – некоей Дивеке.
Датский сюзерен уже тогда был известен своей жестокостью и неуравновешенностью. Тем не менее, Герберштейну удалось уговорить короля выслушать его, но на этом успехи дипломата и закончились. После аудиенции представителю Императора Максимилиана нечего было делать при дворе необузданного датчанина. Вероятно, спустя год, с московитским ценным подарком Герберштейн надеялся провести переговоры более успешно.
Но и с царским подарком бедному Сигизмунду Герберштейну вновь не повезло. Нежно любимая Дивеке, которая оказывал на короля Дании благотворное, сдерживающее влияние в том же 1517 г. умерла, и в характере короля Христиана произошел крутой поворот к худшему. Он окончательно ожесточился, особенно против собственных дворян, которых подозревал в отравлении Дивеке. Разразившийся внутриполитический кризис привел в дальнейшем к его изгнанию из страны.
Но нам интересно другое. Личное горе, борьба с дворянством не заслонили перед Христианом II ценности подарка Царя Московитов. Сам, вероятно, не имея ни желания, ни возможности в сложный период своей жизни предаваться псовой охоте, он, тем не менее, не забыл о великолепных собаках и передарил их 23-летнему королю Франции
«Почему великолепных?» – спросит сомневающийся читатель. Да потому, что король-рыцарь Франциск был в то время известен в Европе не только как заядлый охотник, но и как один из самых тонких ценителей прекрасного. Достаточно упомянуть, что великий старец Леонардо да Винчи получив на склоне лет королевское содержание, окончил свои дни на руках Франциска. Маловероятно, чтобы подарок Короля Дании и Норвегии был малозначащим пустячком.
А теперь вновь обратимся к художественному творчеству. На миниатюре из старинного манускрипта, Франциск I вручает награду маршалу Франции Анну де Монморанси. У ног короля художник изобразил собаку. В тронном зале, при торжественном событии, при стечении первых лиц государства и … собака? Да еще на первом плане! Наверное, не совсем простая собака раз удостоилась такой чести?
Зададимся вопросом. А какой это год? Известно, что до начала 20-х гг. XVI в. мужчины при французском дворе носили прически умеренной длины, подрезанные скобкой, а бороду брили, как при Людовике XI. С двадцатых годов голову стали стричь гладко, а бороду отпускать и подстригать. Поводом к такой перемене послужила, по рассказам современников, рана головы, полученная Франциском I в 1521 г. при игре в снежки. Для лечения раны необходимо было гладко остричь волосы; взамен этого он отпустил себе бороду, а его примеру последовали придворные. Обувь короля в форме «медвежьей лапы» также свидетельствует о 20-х годах т.к. еще десятилетием ранее расширение носка туфель до такой экстравагантной степени не встречалось. Правда, мужчины далекие от дворцовой моды, открытый ворот комзолов – джубоне носили до 30-х годов столетия. Но…
Анн де Монморанси был товарищем юности короля. Бок о бок с королём он участвовал в битвах при Мариньяно (1515) и Бикокке (1522). В 1522 г. был назначен маршалом Франции.В 1525 г. в битве при Павии он вместе с королём попал в испанский плен. Пленение Франциска продолжалось до 15 марта 1526 года. Спустя год, король возвратился во Францию, после чего Франциск первым отступил от моды на открытый ворот и начал носить камзол с высоким воротом на испанский манер. Кроме того, большие береты к 30-м годам также выходят из моды, заменяясь более “испанскими”. В миниатюре же он одет “по-французски”. После 1526 г.-1527 г., а тем более в тридцатые годы король выглядел бы господином в старых, вышедших из моды, обносках!
Таким образом, мы приходим к выводу, что временной период, изображенный на картине укладывается в отрезок с 1521 до 1526 год.
При способах передвижения XYI века путь подарка от Москвы до Дании и затем до Франции мог занять не один год, тем более что сам Герберштейн отбывал на родину 22 ноября 1517 г. И в составе его посольской свиты путешествовали собаки! Одну из них – щенную суку, приобретенную портье Его королевского величества испанцем Мартином Гилигом (Gilig) в дороге приморозили. Ее задние соски были еще полны. «Они почернели прямо как черное сукно и отвалились» – пишет дипломат. Вероятно, и портье был не прочь подзаработать реальный, а не дипломатический капитал, на русских диковинных собачках со щенками. Да и не повез бы за тысячу верст безродную дворнягу посольский работник. Также не повез бы он и собак пусть породистых, но известных во Франции и Дании пород.
Едва ли ранее 1519 года московский подарок мог покинуть Данию и прибыть во Францию в том же или 1520 г.
Теперь все внимание снова на миниатюру, точнее на собаку. Тонкий щипец, уши в бурках, изогнутая с напружиной спина, резкий подрыв, волнистая половая псовина, особенно хорошо видимая на серповидном правиле (хвосте), очесы. Ба! Да это же Русская псовая борзая!
«Выраженная переслежина (переход от морды ко лбу), да и рост маловат» – скажут дотошные знатоки. Но так и на дворе XYI век господа! Становление породы еще идет, да и по волку могли тогда на Руси борзых еще не притравливать. Зайца же мелкая, а значит, легкая борзая быстрее словит. Это всем известно. Опять же если встанет она на свои длинные ноги, то будет существенно выше колена голенастого короля. И вполне уложится в нижнюю границу стандарта даже XXI века!
Не может же быть изображена на картине исконно французская борзая? Конечно может. Но, просмотрев на просторах Интернета и в каталогах западно – европейского искусства 7 238 картин и иллюстраций XY-XYI веков мы встретили на них изображения 223 собак. Борзых и борзовидных из них 38. А псовых (покрытых длинной шерстью) всего одна! Да и та на этой картине. Все же остальные борзые как одна – короткошерстые!
Таким образом, с большой долей достоверности можно утверждать, что на книжной миниатюре мы видим первое в истории изображение русской псовой борзой отправленной Василием III в дар Христиану II и передаренную им Франциску I.
Из глубины веков возвращается к нам царственный дар Русского монарха украсившей своим присутствием важный государственный Акт Французской короны – награждение орденом св. Михаила маршала Франции Анна де Монморанси.
Автор выражает глубокую благодарность знатоку средневекового костюма А.Е. Большакову за датировку одежды персонажей рассказа.
